«ВСТРЕЧИ С РЕКОНЬЮ»: ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ ДИМИТРИЯ МИХАЙЛОВА
2000 г. – В РЕКОНЬ СПУСТЯ ЖИЗНЬ
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\Изображение 012.jpg) (справа) Со скита мы отправились в Реконь. По дороге Алексей Иванович остановился у торчащего из болота железа. Оказалось, это остатки танка. Следы трагической дуэли нашего танка с нашей сорокапяткой. Он тогда говорил. что после войны на входе в болото было место, залитое огромным кровавым сгустком. Болотная вода действует, как консервант, и несколько лет кровь не исчезала около разбитой пушки, где нашел братскую могилу ее расчет. А до 98 года стояла увезенная в Степкино по зиме приехавшими на "гетеэске" мужиками немецкая машина, подбитая этим вот танком.
Очень мне хотелось до встречи с Ершовым написать красивую повесть - как наши атаковали врага со скита Амфилохия, и в Рекони впервые дали успешный бой, положивший началу перелома в Тихвинской битве. Тут решалась судьба Ленинграда, а значит, Москвы, а значит всей войны... И даже попалась статья мне в воспоминаниях фронтовиков.
Я ее процитирую, чтобы было понятно, как нагло можно врать. На мое счастье, не только лукавый подбрасывает материал для раздумий, но и Господь не оставляет вразумлением. Случайно в заводской столовой за моим столиком оказался наш конструктор, который разговорился о войне, и оказалось, что его отец воевал поблизости от Рекони, на Волховском фронте, так что он исходил область и перешерстил гору макулатуры, писанной на заказ уцелевшими интендантами, составившими после войны советы ветеранов. Те, кто за пулеметом лежал и в атаку ходил, уже ничего не могли написать.
Прочитал мой внезапно обретенный эксперт статью наших ветеранов и сказал коротко: «Лажа». Уберег Господь от писания красивой лжи, подобной той, которую можно прочитать в воспоминаниях о "Реконском побоище" с якобы убитыми 400 гитлеровцами и лихим штурмом Заозерья под залпы «Катюш». А вскоре встреча с Ершовым и его рассказы надолго отбили у меня охоту к красивым обобщениям про наши духовные и военные победы.
Мне довелось читать воспоминания двух полководцев - нашего Мерецкова и немецкого Гальдера, - об этом периоде войны. Гальдер откровенно пишет: "Мы просто не успеваем их убивать". А из воспоминаний Мерецкова запомнилось, как он не мог добиться в Ставке информации, кто прикрывает его тыл, послал под Тихвин кого-то из штаба, и выяснил, что Тихвин уже взят, а никакой армии как таковой нет. Тыловики в Пикалево, штаб где-то под Обречихой, а по лесам бродят рассеянные солдаты. Он собирал их на походные кухни, разбрасывая с самолета листовки, обещая не расстреливать, а накормить, и формировал потом не взводы и роты, а какие-то отряды. Мерецков потом не мог добиться от офицеров ответа на вопрос - как они сдали Тихвин. Наверное так же, как это было в Рекони.
Ершов рассказывал, что мать увела его в барак на дороге в деревню Порог. Там была немецкая концессия, лес валили. Хороший барак, крыша войлочная, толщиной сантиметров двадцать. Там было слышно бой за Реконь, четыре часа он шел. Реконь брали на ура и кружку спирта. Немцы косили из пулеметов. Все окопы были завалены гильзами, мешками выгребали.
Взятие Заозерья было аналогично взятию Рекони. С той только разницей, что наши потери были в сто раз больше. А славные "Катюши" попали по своим. Когда дали залп по Заозерью, то в Рекони было слышно грохот, как будто лист железа упал. Там были и термитные снаряды. А потом как повалили раненые... 800 человек убили. Лейтенант, который командовал "Катюшами" вырвал себе волосы, когда стало ясно, куда попали.
Я помню, как спокойно говорит Ершов, без надрыва. Даже слегка понижает голос, говоря о важном. Он вообще, по-моему, не умеет кричать. Но от этого его спокойного рассказа словно меняется все вокруг, и уже совсем иначе воспринимается этот лес и болото, и сам монастырь. Приходящим в Реконь на прогулку советую вспоминать иногда, что они идут по кладбищу. Еще Ершов рассказывал, что бабы заозерские потом хоронили наших, да еще был приказ немцев из могил вытаскивать, так их за ноги вытаскивали и в яму.
Мы идем по старой дороге, перелезая поваленные ураганом деревья. Потом по какому-то одному ему приметному ориентиру Ершов сворачивает налево, далеко не доходя до моста. Это Ипполитова дорога, по имени одного из местных помещиков. Трудно поверить, что тут был не лес, а поля
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\1.jpg) (справа) Ершов останавливается перед святыми воротами на Тихвин. "Правильно вошли" - говорит Алексей Иванович. Трижды с крестным знамением поклоняется и входит в ворота. В эту минуту я понимаю, что нас разделяет не столько возраст и житейский опыт, сколько это его тихое благоговение. Для меня за этими воротами романтические руины, а для него живое прошлое, его жизнь.
Над святыми вратами расстрелянная икона Богородицы. Алексей Иванович говорит, наш солдат расстрелял, всю обойму всадил.
- А что за ниши справа и слева от врат? - спрашиваю
- А это для покойников. Когда их после двенадцати привозили, то отпевали уже на следующий день, тут хранили гробы.
Мы идем - а лучше сказать продираемся - по густой траве вдоль ограды кладбища. В первый свой самостоятельный выход в Реконь я прыгал тут по полю с фундамента на фундамент, чуть не угодив в прыжке на свернутую колечком змею. Судя по рассказам, они в достаточном количестве населяют монастырь, но мне, слава Богу, они встречались только на узкоколейке, когда искал Старцеву сопку.
Поле перед кладбищем было застроено хозяйственными постройками. Где-то здесь жили трудники. А эта заросшая дорога вдоль ограды кладбища - бывшая главная магистраль монастыря, соединявшая святые врата на Тихвин и Новгород. Она шла мимо колокольни, был мост через Реконьку. На ней бывали ярмарки под праздник. Мост разбомбили в самом начале войны. По воспоминаниям очевидцев, бомбил самолет с красными звездами, принятый вначале за наш. А может быть, это наш и был.
Входим на кладбище, заросшее, с покосившимися старыми чугунными крестами. Слева отмечаю две могилы, за которыми ухаживают. Какие-то Долгаченковы.
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\Изображение 014.jpg) (слева) Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\ 016 Могила Амфилохия.jpg) (справа) В храме прямо посередине кострище. Деятельный Дима Ушаков убирает его. Алексей Иванович пытается вспомнить место могилы Амфилохия. Вот где-то здесь, слева. Под средним из трех левых оконных проемов храма укрепляем на стене изображение старца, ниже три иконы, ставим свечи и молимся, как умеем. Помню свое первое посещение, когда мне тут стало страшно и неуютно. Теперь этого нет. Здесь хорошо и всем радостно. Мы с Димой Ушаковым и два Ершовых - отец и сын. Видно, что эти скупые на эмоции простые люди взволнованы. Совершается что-то важное.
В алтаре нашли икону Богородицы "Закаланная", свечи, кто-то принес, значит. ходят. Выходим. Алексей Иванович показывает слева от храма дерево. Это место гибели девочки Мелании. Давно это было. Грабители сожгли ее на вениках, пытали, где деньги. Родители были в отлучке. Братишка залез в подпечье, все слышал. Когда уходили, они дом подожгли. Он успел выскочить.
Наш гид рассказывает все вперемежку. Вот рядом с этим деревом два параллельных бревна. Это остатки фундамента Троицкой церкви, увезенной в Новгород. Она была почти у самой стены Покровского храма... Точнее, Покровский храм поставили рядом, он как бы накрыл место захоронения Амфилохия, над которым до того была часовня.
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\ 017 Трава у Покровской Ц.jpg) (слева) Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\ Изображение 020.jpg) (справа) Продираемся сквозь кусты, вдоль стены обходим храм. Вот справа у алтаря под стеною храма две раскопанные могилы. Ямы глубокие, метра по два. В одну брошен большой железный крест. Могила последнего игумена. Ершов искренне сокрушается: "Ну чего у монахов-то искать, каких сокровищ?!"
Кладбище много раз перекопано, один сдвинет плиту, покопает и бросит, другой придет и думает что могила под плитой, сделает то же самое. Смех и грех.
Этот черный энтузиазм соответствует псевдоблагочестивой манере тащить плиту праведника на могилу своего покойника, пусть хоть отчасти освятится.
Мы продираемся сквозь джунгли иван-чая и крапивы. Это уже не кладбище, хоть и в той же ограде. Алексей Иванович говорит, что это место называли «Украина». Это бывшие монастырские огороды, прозванные так за невиданные урожаи.
А вот и так называемая «келья». Это угловая башня рядом с проломом в стене, приют бомжей, охотников и паломников.
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\C - foto - 2000\Изображение 027.jpg) (справа) Переходим Реконьку. Обход монастыря. Привал у Заветного Камня. Раскладываем нехитрые съестные припасы. Разводим костер. Удивительно, но я не ощущаю потери благочестия с ними, даже когда Заветный камень служит нам столом для трапезы. Вспоминаю, как первый раз попал вот в эту ямку у камня и почувствовал надпись руками. Оказывается, ямку эту выкопали «черные следопыты», да только довести дело до конца помешал местный охотник, наведший на них двустволку. Он пообещал уложить их именно в эту ямку, им такая перспектива не понравилась. А потом я в нее угодил. Сколько бы рассказал этот камень о своих посетителях, если бы умел говорить!
Около угловой башни, пруда и затона на реке – место землянки Амфилохия. Старец там никогда не жил, но чтобы паломникам не утруждать себя хождениями по болоту, место поклонения устроили прямо в Рекони. Модель быта отшельника, так сказать. Там хранили его одежду и вещи. Пометили место землянки треногой из кольев.
Невдалеке был столб с крестом, место первой церкви Сергия и Германа. Мы нашли в земле квадратное основание, я пометил место – поместил на дерево икону Знамение, освященную на мощах св. Пантелеимона, которые в том году привозили в Питер.
Лес обступает нас со всех сторон. Прямо перед нами река, за ней угадывается Покровская церковь, там сзади за деревьями Троицкий собор. Алексей Иванович не спеша рассказывает обо всем понемногу. И мы с Димой Ушаковым погружаемся в ушедшую в глубины памяти, скрытую лесом и травой, истлевшую и ставшую незримой прикровенную жизнь этого кусочка земли.
Время исчезает. Где-то здесь была церковь Сергия и Германа, выросшая из двух домов, некогда построенных Амфилохием. Здесь проходили очарованные неожиданным великолепием богомольцы. Живые изгороди, цветы, сады и ухоженные дорожки – все это реальность для Ершова, скрытая от наших глаз травой и лесом.
Здесь летели вниз колокола, их разбивал мастер на все руки ни во что не верующий Кирилл, и староста сгонял всех заозерских мужиков с подводами вывозить осколки на станцию Тальцы.
Здесь грохотали немецкие танки, а после взятия Рекони кровь немецких пулеметчиков капала сверху со стен собора. Был бы я профессиональным киношником, непременно бы снял игровой фильм, где переплетаются видения демонских полчищ, устрашавших Амфилохия в его землянке и грохот немецких танков с хохочущими автоматчиками на броне, стреляющими над головами наших убегающих по канавам солдат.
Фото (\Реконь 1\ВР Веб\E - foto - Реконские рассказы\001 Переход ч-б.JPG) (справа) В нескольких десятках метров отсюда был их дом. Реконь - страна его детства.
А вот послевоенное фото. Здесь, на еще не заросшем лугу перед колокольней, сфотографирована мама Алексея Ивановича на сенокосе. А вот и сам молодой десантник Ершов прыгает по мосткам через Реконьку на фоне собора.
Ветерок треплет дым костра, тихо перебирает листья деревьев. Неспешно течет река внизу. Спокойно и негромко рассказывает Ершов. И целительная, неповрежденная городскими звуками, тишина разлита вокруг. За стеной этой тишины прошлое становится не таким страшным. О чем же мы молчим? Старец говорил, что судьба Рекони – судьба страны. И вот эти две судьбы слились, как в капле воды отраженные в судьбе семейства Ершовых.
Мы еще не узнали про гнездо на божнице, про икону «Знамение» и портрет старца, про неразорвавшийся снаряд в доме и про многое другое, что согревает и поддерживает среди разваливающейся на глазах жизни этого старого человека, собравшего все свое мужество, чтобы с перебитым позвоночником в корсете проделать двадцатикилометровый путь до монастыря, показать могилу старца и присесть с нами у Заветного камня. Но чувствуем, что удостоились большого доверия, которое нужно будет оправдать.
Обратно переходим Реконьку вброд, раздевшись. Увидев жесткий корсет у Алексея Ивановича и вспомнив про его позвоночник, еще раз удивляюсь старшему поколению и думаю, что в нас не хватает их решимости. Вот спустя три года мы придем сюда и отступим, увидев разлившуюся Реконьку, и не попадем на скит.
На обратном пути пошел дождь. Вымокли и устали «по полной программе», уже мокрые пытались искать колодец «По вере вашей будет вам», но не та была, видно, наша вера, так что не обрели ничего, просто побродили по мокрому лесу. Саша потом искал, тоже не нашел. Ориентиром был маяк, под которым в войну были похоронены двое наших солдат, подстреленных снайпером на скиту.
23.07.00 После ухода Ершовых мы отдохнули подсушились, переночевали на скиту, а на следующий день перебазировались на ту самую сопочку на узкоколейке, где год назад мы с Клавдией ставили крест. Точнее на еще один, как здесь говорят, горобок рядом.
Искали выход на просеку-визиру, ориентир для поисков Старцевой сопки.
Через день Дима Ушаков ушел в город, и мне пришлось ходить по лесам в одиночку.
Просеку-визиру я нашел, на повороте узкоколейки жило много змей и пришлось пережить неприятные ощущения от перехода через участок с их норами.
25.07.00 По визире я почти сразу выскочил на пересечение с не обозначенной на карте лесовозной дорогой. Рядом было огромное поле из двух частей, резко отличающихся по внешнему виду. Слева было все завалено, как и полагается после работы наших лесорубов, остатками древесины, а справа просто росла трава на огромном лугу. Это странное место запомнилось мне, я даже походил по дороге, пытаясь понять, нет ли здесь какого-нибудь указания на направление поиска. Но поле никак не вязалось ни скаким зрительным образом Старцевой сопки, и я решил, что она южнее.
Вечером, возвращаясь в лагерь, неожиданно встретил на пересечении с грунтовкой трех мужчин на мотоцикле из Неболчи. Обещали лесовозные карты, у одного из них взял координаты. Впоследствии выяснилось, что это был главный инженер лесхоза.
По визире ходил далеко на юг, выходил на нескольких, показавшихся мне подходящими, участках леса вправо и влево, плутал, молился, пугался, снова обретал дорогу – это можно описывать долго. Расплывчатые описания келейника Амфилохия не помогали сориентироваться в густом подлеске, среди топкого и заваленного буреломом леса. Место было, судя по всему, дикое. Прежде всего по свежим «орешкам», попадавшимся то и дело на пути. Продукты закончились, и я не без сожаления вынужден был прекратить свои поиски, досадуя на свое поражение. Надо идти сюда вместе с Алексеем Ивановичем.
27.07.00 Выход обратно Невдалеке от моей сопочки на узкоколейку выходил зимник. Было видно, что им давно не пользовались. Зимник летом – это местами совершенно непроходимое болото между двух канав, оставшихся в промятой земле от тяжелой техники. Глубоко отпечатался пересекающий след огромных медвежьих лап. Иду по краю. К моему удивлению, он выходит на совершенно приемлемую грунтовку, которая идет по краю огромной проплешины, словно змея кольцом удушая большой остров леса, окруженный болотом, заваленным искромсанными стволами, сучьями и пнями – значит дорога лесовозная, а это побоище наши неухоженные бывшие делянки.
Алексей Иванович говорил мне, что раньше лесорубы были обязаны восстанавливать лес, потому и он сажал деревья. Теперь лес рубят все кому не лень. Много почему-то с Украины «залетных» бригад. Какое им дело до нашего леса?
Я вышел в Неболчи к лесокомбинату. По адресу нашел одного из встреченных мужиков на мотоцикле. Оказалось, что это главный инженер лесхоза Валерий Михайлович Александров. Как водится, приняли радушно, накормили. Расспросив о моих хождениях, Валерий Михайлович сказал, что его работники-таксаторы отказывались идти в Реконь - там либо кости, либо мины. Мы разговорились, я вытащил свою папку с обозначением тех квадратов, где прошел и зарисовал квартальные столбы.
Хозяин дома мои похождения воспринимает обыденно, он сам часто уходит на несколько дней по району, без всякой палатки и спальника. Спать можно у костра, а зимой на земле, предварительно прогретой пламенем нескольких специально отожженных бревен. Как меняются представления о подвиге в зависимости от житейского опыта… Ну и ладно, значит, ничего особенного я не совершил.
Мы долго обсуждаем все варианты местонахождения сопки, и приходим к выводу, что искал я в правильном месте, но почему не нашел - непонятно. Осенью пойду на охоту в те места, поищу, обещает Валерий Михайлович. Договариваемся, что я пойду с ним. Я и представить себе не мог, что вместе с этим летом закончится и сладкое время моих паломничеств, находок и встреч в Рекони.
Пользуюсь случаем и транспортом, попадаю в Любытино. Моя попутная машина загружается целый час, и мы успеваем побеседовать с Кирой. Рассказы о наших находках как-то оживляют ее. Хорошие новости – тоже вид гуманитарной помощи.
Меня пробуют уговорить остаться, но я проявляю неразумное, как и зимой, желание двигаться по-апостольски, нигде не задерживаясь дольше, чем надо. Это самоощущение вестника, которому все нипочем, быстро рассеивается, когда вдруг на моих глазах уходит из Малой Вишеры последняя электричка. Мой шофер едет в Новгород, сочувствует, но может подвезти только до Московской трассы. Вылезаю в сумерках на перекрестке у Спасской Полисти.
Часа два в размышлениях о том, как бы я сейчас хорошо пил чай у Киры, а не торчал здесь на дороге, где никто не берет, а все дальнобойщики укладываются в кабинах на ночлег, приводят меня в уныние. Тут останавливается «Мерседес», и меня приглашают сесть. Не без опаски втаскиваю в шикарную машину свой не первой свежести рюкзак. Внутри как в космическом корабле, тумблеры на потолке, все светится. Указатели какие-то помигивают. И скорость космическая. Оказывается, меня взял из интереса московский бизнесмен, едущий в Сестрорецк на соревнования по виндсерфингу. Отдых такой у них по выходным.
Развлекаю его рассказами, благо их хватит надолго. Мы попадаем в город в точности во время разводки одних мостов и сведения других, и так складывается наш маршрут, что в три часа ночи я выхожу из шикарного «Мерседеса» прямо около своей квартиры на Лизы Чайкиной.
Почти сразу после этих событий я попал на крестный ход в Дивеево. Крестный ход – это отдельный мир, который существует в согласованном движении многих людей. Об этом нужно рассказывать особо. Среди множества новых впечатлений нашлось место и для того, что имело прямое отношение к Рекони. В первом походе с Ершовым, когда он припоминал точное место могилы старца, на стене я заметил два торчащих кронштейна и неглубокую прямоугольную выемку размером около полуметра. Тогда это было только догадкой. И вот, попав на крестный ход в Дивеево, получил возможность эту догадку проверить.
По пути услышал, что в недалекой Мордовии есть какой-то удивительный старец Иероним, вспомнил о болящей матери Киры (она родом из Мордовии) и решил поехать к нему попросить молиться за болящую. В Санаксарах, где обитал старец, услышал рассказ занимавшегося канонизацией адмирала Ушакова монаха Венедикта, как искали могилу адмирала для обретения мощей.
Мощи Ушакова искали около стены храма, никак не могли найти место. За день до приезда комиссии по канонизации о. Венедикт заметил на стене обозначившийся трещинками штукатурки прямоугольник, помчался в музей в Темников за находящейся там памятной доской, снятой с храма. Все точно. Могила была обретена.
Так замаскированная штукатуркой выемка в стене храма позволила идентифицировать место захоронения.
Я немедленно вспомнил Реконь и Покровский храм. Милостью Божией тогда устроилась и встреча с схиигуменом Иеронимом. Он благословил поиски в Рекони, завершившиеся вскоре нахождением Старцевой сопки.
Старцева Сопка была найдена месяц спустя. Это поучительное во всех отношениях повествование я выделил, и его можно прочесть ниже. Так же как и не менее поучительную историю про борьбу с ИНН под названием «Несостоявшееся бегство».
Следом за сопкой последним аккордом была расчистка скита в начале сентября.
Уже сложившаяся компания «реконофилов» - Дима Ушаков, Валера Утенков, Таня Шишова и я, - имея ржавую неразведенную «Дружбу-2» и три топора всерьез намеревалась очистить скит от деревьев. Господь принял наше дерзновение милостиво и по пути послал мотоцикл (у Валеры заболела нога, а у меня был тяжелый рюкзак). Потом мотоциклист Роман решил помочь и взял свой бензин и бензопилу у Ершовых, которую донес на себе до скита. А потом на скиту появился Саша Ершов, идя с охоты, поставил двустволку и стал с Романом валить лес. Нам оставалось только уносить распиленное и рубить корни, цеплявшиеся за камни.
Мы пытались духовно осмыслить свой труд. Рубим, корень отскакивает как резиновый, искры летят от камней фундамента, за которые он ухватился, и ничего не выходит. Я говорю Ушакову:
- Слушай, Дима, это же совсем как наши грехи!
- А давай положим грех на плаху воздержания, - подсовывает Дима под корень колобаху. – Руби!
Победным ударом я отсекаю греховный корень, и мы радуемся, как дети.
Скит оказался просторным и остались только толстые деревья, явно непосильные для нас.
Вот и все.
Очень скоро в моей судьбе произошел перелом, связанный с гибелью матери, надолго отделивший меня от Рекони. Эстафету приняли другие.